Кирдина С. Г., к.э.н., докторант
Института экономики и организации
промышленного производства СО РАН,
г. Новосибирск
О МАТЕРИАЛЬНО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКИХ ПРЕДПОСЫЛКАХ РАЗВИТИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ РОССИИ
В статье излагается авторская гипотеза о причинах того, почему на протяжении своего исторического развития институциональная экономическая система России характеризуется доминированием институтов общественно-служебной, а не частной собственности. Объективными предпосылками этого автор считает особенности материальных условий и вызванных ими технологий, при которых складывалось и развивалось российское хозяйство.
О двух типах экономик
Тип экономики того или иного общества определяется в первую очередь характером базовых экономических институтов. Именно в них хозяйственная практика закрепляет те способы взаимодействия экономических субъектов с конкретной материально-технологической средой, которые позволяют получать наилучший социально-экономический результат. Причем наилучший не для отдельных групп, а для основной массы населения, потому что только тогда сохраняется целостность и непрерывность хозяйственной деятельности всего общества. При таком понимании можно сказать, что в тех или иных институтах выражаются, закрепляются, существуют и развиваются основные формы экономической интеграции каждого конкретного общества.
Известно, что формы экономической интеграции в обществе различны и многообразны. Они включают в себя государственное регулирование и биржи, корпорации и государственные предприятия, семейные фирмы и личные подсобные хозяйства, кооперативы и т.д. Но, как правило, типологически выделяются два различных типа экономических институтов, охватывающих все имеющиеся установления экономической жизни - рыночные и нерыночные. Каждый из них означает качественно различные способы размещения и использования хозяйственных общественных ресурсов. При этом общество осуществляет между ними не бинарный выбор по принципу “либо - либо”, но “выбор между разными комбинациями обоих и разными сочетаниями того или иного способа размещения ресурсов”1 . В этом смысле все существующие экономические системы представляют собой, по сути, смешанные экономики, в которых функционируют и рыночные, и нерыночные экономические институты.
Комбинация и поиск оптимального соотношения этих институтов осуществляются в каждом обществе на протяжении всей истории, в конкурентной борьбе между собой. И только время каждый раз доказывает целесообразность и экономическую эффективность приватизации или национализации той или иной отрасли хозяйства, создание бирж или введение государственного регулирования финансовых и материальных потоков и т.п., определяет их масштабы. Другими словами, рыночные и нерыночные институты находятся в противоречивом единстве, обеспечивая устойчивость экономической системы в целом.
В то же время, несмотря на комбинацию в обществе институтов и того, и другого рода, сущность и основное содержание институциональной структуры общества, его, говоря словами Д. Норта, “институциональная матрица” определяется теми экономическими отношениями, которые носят господствующий, доминирующий характер.
Что касается экономик с доминированием рыночных институтов, то уже не одно столетие существуют и развиваются концепции, объясняющие законы их функционирования. При этом апологеты рыночной парадигмы склонны рассматривать общества со слабо представленными рыночными институтами как общества, находящиеся на более низкой, “предрыночной” стадии развития, развивающиеся, тем не менее, в сторону рынка и по законам рынка. Именно к такому типу принято относить Россию. Однако и практика, и многочисленные научные дискуссии последних лет показывают, что основные положения западной науки, разработанные применительно к анализу соответствующих общественных систем, оказываются порой слабо работающими в нашем российском контексте.
Более того, зачастую зарубежные ученые сами предостерегают нас от прямого заимствования своих концепций. Например, О. Уильямсон, один из авторов автор теории трансакционных издержек, в своих работах четко придерживается принципа “не переносить механически модели экономической организации, адекватные одним условиям хозяйствования, в другой социально-экономический контекст”2 .
Точно также Д. Норт, обсуждая возможности применения своей концепции для объяснения трансформационных процессов в России, указывал, что теорию институциональной динамики российского общества, предусматривающую минимизацию цены трансформации, предстоит разработать, прежде всего, российским ученым3 .
“Если исходить из того, что концепция рынка представляет собой общую парадигму западной социальной науки и некий неотъемлемый элемент западной идентификации, то, очевидно, что идентификация России в этом контексте достаточно проблематична”4 , отмечает И. Давыдова. Это, на наш взгляд, связано с принадлежностью России к экономике другого типа с качественно иным, отличным от рыночного, характером институциональных связей внутри российской экономической системы.
В отечественной экономической науке до последнего времени не было предложено строгих и поддержанных научной общественностью концепций, раскрывающих объективные экономические законы обществ с доминированием нерыночных институтов, к которым относится и Россия. Поэтому так активны представители смежных наук в выдвижении гипотез относительно институционального устройства российской экономики.
С одной стороны, институциональные концепции экономического развития страны разрабатываются представителями исторической науки. Характерным примером являются исследования историка Санкт-Петербургского университета Н.П. Дроздовой, предложившей неоинституциональную концепцию экономической истории России. Она отмечает, что “понятие эффективности функционирования системы нельзя сводить только к рыночным критериям. Система функционирует эффективно, если она достигает поставленных целей с минимальными затратами”5 . В своих исследованиях Н.П. Дроздова доказывает, что в многовековой истории России достижение целей ее развития достигалось “огромной ролью государственной и коллективной форм по отношению практически ко всем объектам прав собственности”6 .
В начале 90-х гг. аналогичные усилия по теоретическому переосмыслению экономической структуры России предпринимаются и в отечественной экономической социологии. В данном случае экономическая социология России, лишь недавно начавшая складываться как самостоятельная научная дисциплина, стоит перед лицом того же вызова, что и новая экономическая социология западных стран. Этот вызов спровоцирован возрастающим критическим отношением, как экономистов, так и социологов, к существующей экономической теории.
В этих условиях, как отмечает Вад. В. Радаев, современная экономическая социология активно реинтерпретирует экономические концепции и категории во все возрастающем количестве исследовательских областей7 . Убедительной иллюстрацией в данном случае служит приводимое им высказывание М. Грановеттера, наиболее значительной фигуры в современной экономико-социологической науке. Как утверждает М. Грановеттер, “новая экономическая социология куда более склонна утверждать, что социологам есть, что сказать о стандартных экономических процессах - такого, что дополнило, а в некоторых случаях и заместило бы положения экономической теории. Сегодняшние социологи, отчасти в силу меньшего преклонения перед стандартными экономическими доводами, более нацелены добраться до самого ядра экономической теории”8 . Подтверждением этой тенденции являются фундаментальные результаты, достигнутые в рамках новосибирской экономико-социологической школы.
Выявление социальных механизмов, регулирующих развитие отечественной экономики, является традиционным объектом изучения для новосибирской школы9 , характеризующейся как разработкой вопросов теории, так и углубленными эмпирическими исследованиями.
С начала 90-х гг. представителем нового поколения ученых новосибирской школы О.Э. Бессоновой разрабатывается институциональная теория развития хозяйства России, названная автором концепцией раздаточной экономики10 . Эта теория описывает функционирование и развитие экономики российского общества как естественный закономерный процесс развития конкретных экономических институтов, который носит поступательный циклический характер.
Значение концепции раздаточной экономики как теоретического обоснования типа российского общества уже отмечено в научной литературе11 . Разработанная на основе обобщения широкого исторического материала, данная теория используется в качестве методологической основы для анализа современных проблем развития России12 и определения сути современного этапа институционального перехода.
Согласно концепции О.Э.Бессоновой, экономика России в силу сложившихся исторических и географических особенностей развивалась не по пути доминирования частной собственности и рыночных отношений, но представляла собой преобладающее развитие общественно-служебной собственности и свойственных ей отношений раздаточного типа. Если рынок представляет собой механизм экономической интеграции частных собственников, то раздаток естественно возникает и развивается как механизм хозяйственной интеграции в рамках общественной собственности. Экономика рынка, как известно, развивается на основе законов спроса и предложения, найма рабочей силы, а основным регулятором производства служит норма прибыли. В раздаточном же хозяйстве, или в экономике раздатка, действуют законы балансировки сдач и раздач, труд носит служебный характер, а критерием эффективности выступает минимизация жалоб населения и всех экономических агентов на сложившийся порядок.
В экономике раздатка развитие рыночных отношений носит вспомогательный, дополнительный характер, точно так же, как в странах с преобладанием рыночной экономики государственное регулирование является дополнительным инструментом для координации хозяйственного развития. Другими словами, как в рыночной экономике институт государственной собственности действует в рамках и по законам рынка, а государство в его экономической роли выступает как субъект рыночных отношений, так и в раздаточной экономике институт частной собственности, рыночного предпринимательства, всегда существовавший, также является дополнительным, а его функционирование подчиняется основным законам раздаточной экономики и определяется рамками института государственной собственности.
Предложенная концепция раздатка в настоящее время находится в стадии развития, проверки и доказательства. И первый вопрос, который встает в этой связи - почему же в России на протяжении всей ее истории доминировали институты не рыночной, а раздаточной экономики, почему приоритетное направление получило развитие общественных, а не частных форм собственности.
На наш взгляд, отмеченные особенности институциональной экономический структуры России определяются материально-технологическими предпосылками формирования нашего государства.
“Коммунальность” материально-технологической среды в России
Пионером в разработке вопроса о связи институциональных изменений с материально- технологическим развитием является К. Маркс, сформулировавший в 1859 г. тезис о взаимосвязи производительных сил (под которыми он понимал состояние технологии) и производственных отношений (в составе которых он, прежде всего, выделял отношения собственности). У К. Маркса это сформулировано следующим образом: “в общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения – производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества…”13 .
Именно поэтому ряд новых институционалистов отмечает исключительную роль К. Маркса во “встраивании” технологии в экономическую теорию14 . В то же время, по словам Д. Норта, в современных теориях вопрос о связи технологии с экономическим процессом, прежде всего с развитием институциональной экономической структуры, до сих пор остается открытым и изученным недостаточно.
Другой известный институционалист О. Уильямсон считает “технологический детерминизм”, распространенный среди представителей неоклассической экономической науки, не столь значимым при выборе рыночных или нерыночных организационных форм и отношений собственности15 . Наиболее существенными для становления тех или иных институциональных механизмов он считает уровень трансакционных издержек, определяемых, в конечном счете, характером специфичности активов, задействованных в хозяйственной деятельности16 . В то же время среди основных форм специфичности активов О. Уильямсон отмечает местоположение и физические характеристики основных фондов17 , которые в иных классификациях рассматриваются именно как материально-технологические условия. Тем самым, не декларируя этого, О. Уильямсон все же вводит технологический фактор в процесс выбора институционального способа решения хозяйственной задачи.
Авторская позиция по этому поводу заключается в следующем. Формирующиеся, а, главное, закрепляющиеся в обществах институты, прежде всего экономические, представляют собой конкретные социальные отношения, результат спонтанного поиска разных социальных групп, и действуют независимо от воли конкретных индивидуумов, инвариантны относительно них. Экономические институты складываются в определенных материальных условиях, определяются ими и не существуют вне этих условий. В долговременной исторической ретроспективе сложившиеся экономические институты являются наиболее эффективным средством организации национального хозяйства на конкретной территории.
Какие же особенности материальной среды в российском государстве содействовали формированию и преобладанию институтов общественной, а не частной собственности? Почему именно они оказывались конкурентно-способными по отношению к рыночным механизмам?
В рамках институциональной теории уже описаны условия ведения хозяйства, при которых формируется общая собственность: “Общая (коммунальная) собственность возникает там и тогда, где и когда издержки по спецификации и защите частных прав собственности чрезвычайно высоки. Выгоды же от их установления или равны нулю (если благо имеется в изобилии), или явно меньше затрат, связанных с установлением частных прав собственности”18 . Другими словами, институт общественной собственности формируется в тех условиях, когда он является более эффективным для данного сообщества как целого в решении задач хозяйственного развития.
Обратимся теперь к свойствам материальной среды, в которых осуществлялось хозяйствование в нашем государстве. При этом заглянем в самое начало, в Х-ХI века, когда русское государство только-только складывалось. Уже тогда просматривается особое свойство основных используемых средств производства (в широком смысле этого слова, включая в него природные условия). Именно это особое, объективно присущее нашей материальной среде свойство определяет необходимость объединения общественных усилий, то есть усилий всех социальных групп в государстве, для того, чтобы этой средой овладеть, использовать ее для решения производственных задач.
Назовем это свойство “коммунальность”. “Коммунальность означает такое устройство материально-технологической среды, при котором все ее части представляют единую нерасчленимую систему и не могут быть обособлены без угрозы ее распада”19 . Коммунальная среда может функционировать только как чисто общественное благо, т.е. такое благо, которое не может быть разделено на единицы потребления и продано (быть потреблено) по частям20 . В России коммунальная среда являлась и является условием выживания всего общества. Именно поэтому содержание экономических и политических институтов российского государства определяется задачами охраны, сохранения и использования коммунальной материально-технологической среды.
Как проявляется коммунальность производственной среды? Сначала она выражается в особенностях хозяйственного ландшафта – исторически первичного условия производства. Население начинает вовлекать его в хозяйственный оборот. Но среда сопротивляется усилиям одиночек, заставляя людей объединяться уже на стадии организации производственного процесса. Необходимость объединения задается и применяемой технологией, которая оказывается конкурентно-способной по сравнению с технологиями индивидуального производства. Так действует закон экономии трансакционных издержек, определяющий, в конечном счете, формирование соответствующих экономических институтов.
В Древней Руси материальную основу коммунальной среды составляла земля, в силу известных характеристик требовавшая общей, совместной защиты и обработки. Неблагоприятный климат в тех местах, где расселились славянские племена, обусловил специфические технологии обработки земли. Короткие сроки проведения полевых работ и особенности применявшейся подсечно-огневой системы земледелия требовали концентрации коллективных усилий попеременно на разных этапах земледельческих работ. Поэтому возделывали землю, как правило, большими семьями или несколькими семьями – всем селением.
Особенности российского климата известны. Если на географической карте провести линию, объединяющую точки, в которых температура воздуха в январе составляет –8 градусов С, то мы получим изотерму января, которая и составляет естественно-физическую границу России. На эту особенность нашей территории и ее значение для направления исторического развития в свое время обращал внимание еще В.О.Ключевский.
Территория России – это территория, где холодно. Если сравнить наш климат даже с северными странами Скандинавии и Канадой, то окажется, что в Скандинавии благодаря теплому Гольфстриму январская температура составляет +2 градуса С, что означает гораздо более мягкие и менее продолжительные зимы. А самый северный город Канады – Эдмонтон – находится на широте Курска, и если в Канаде основная часть населения проживает южнее этой границы, то у нас, наоборот, севернее.
Низкая урожайность земледельческих культур в условиях холодного климата требовала привлечения к обработке гораздо больших площадей, чем в странах Западной Европы. Например, французский аграрий может прокормить семью из 4 человек с 5 гектаров пашни, русскому требуется земли в 6 раз больше21 . Природно-климатические условия ставили древнерусских земледельцев перед трудно разрешимой задачей, незнакомой европейским крестьянам: почвы нужно обработать много, а сроки проведения сельскохозяйственных работ – всего 4-6 месяцев из-за жестоких зим – коротки. Решением задачи была концентрация значительных масс рабочей силы в форме общины22 , что позволяло экономить организационно-управленческие трансакционные издержки. Применяемая технология обработки земли в виде подсечно-огневой системы также способствовала закреплению общинных, коллективных форм хозяйства и собственности.
Распространение огневого хозяйства было обусловлено, во-первых, отсутствием значительного количества пашни в лесистых местах первичного расселения славян, и, во-вторых, его высокой сравнительной эффективностью. Урожаи на лядах – полях, получаемых в результате вырубки леса и пожога мелкого кустарника, были очень выгодны. В первые годы они достигали “от 7 до 15 зерен, иногда до 25-30”23 , не требуя никаких удобрений, в то время как средний урожай на российских землях составлял сам-три, сам-четыре, то есть 3 или 4 зерна с одного посеянного. Именно по этой причине огневая система земледелия активно применялась в России вплоть до XX века как в северных и приозерных, богатых лесами районах, так и при хозяйственном освоении новых земель в Сибири и на Дальнем Востоке.
Когда по истечении 5-6 лет земля истощалась, ляды обычно запускались под древесную поросль, то есть, забрасывались на 1,5–2 поколения. Коллективный характер труда на огневой пашне и постоянный переход на другие земледельческие участки не способствовали закреплению частных прав собственности на конкретный участок. Вся земля, как находящаяся в обработке, так и в перспективе к ней предназначенная, считалась общей (или княжеской, или царской, или государственной по мере развития истории), общими усилиями возделывалась и общими усилиями охранялась от набегов иных племен.
Другими словами, земля как основное средство производства и перспективного выживания представляла собой не тот конкретный участок, который находился сегодня в обработке, а все то пространство, которое нужно было охранять и контролировать общими усилиями. Это и означало коммунальный характер земли, что требовало обеспечения в динамике общего доступа к различным ее частям (участкам).
Незакрепленность земельных участков в частную собственность была связана и с тем, что земледелие на Руси было совершенно неприбыльным (с точки зрения рыночных критериев) занятием. Например, знаток прусского сельского хозяйства Август Гакстгаузен (Haxthausen), побывавший в России в 1840-х гг. и сделавший выкладки относительно доходности хозяйств в Верхнем Поволжье, заключил свои изыскания следующим советом своим соотечественникам: “Если вам подарят поместье в северной России при условии, чтобы вы вели в нем хозяйство так же, как на ферме в Центральной Европе - лучше всего будет отказаться от подарка, так как год за годом в него придется только вкладывать деньги”24 . Это высказывание представляет собой заключение независимого эксперта прошлого века о проблематичностии фермерской организации хозяйства в условиях России25 . Оно подтверждает особое свойство российской земли как средства сельскохозяйственного производства, определяемое понятием “коммунальность”.
Леса в Древней Руси также были элементом коммунальной материальной среды. Лесные промыслы, наряду с земледелием, служили вторым условием выживания наших предков. “В своем девственном состоянии лесная полоса России изобиловала неистощимым … количеством дичи ... и необыкновенным разнообразием пушного зверя, которого промышляли крестьяне… Меда было сколько угодно… Реки и озера кишели рыбой…”26 . Леса, озера и реки, дававшие значительную часть внутреннего валового продукта, с самого начала считались общим достоянием, неделимой коллективной собственностью и на протяжении всей российской истории находились в общем пользовании.
Наряду с землей и лесами, основу коммунальной материально-технологической среды России составляла система речных путей, обеспечивающая внутренние взаимосвязи и выход на заморские рынки.
Известно, что рыночные, обменные отношения внутри Русского государства практически не складывались. Есть разные объяснения этому. Так, Ф. Бродель указывал, что в России в условиях огромных расстояний и непроходимых дорог “потери на обмене превысили бы прибыль”27 . Другим объяснением может служить замечание В.О. Ключевского о том, что в первые века нашей истории незаметно хозяйственного различия по почвенным и ботаническим полосам, поэтому во всех зонах развивались аналогичные отрасли: земледелие, звероловство, и бортничество28 . В этих условиях торговый обмен был целесообразен в основном с чужими странами, прежде всего, с Византией, куда все российские регионы того времени вывозили летом по речным путям мед, шкурки, воск.
При этом все были заинтересованы в охране речных путей, по которым проходил основной путь “из варяг в греки”. Защита и купеческое использование этого пути были, по мнению многих историков, одной из основных задач призванных варяжских князей и их дружин. Совместными усилиями варягов и славян реки были соединены системой волоков. Таким образом, эта основанная на речных путях транспортная система формировалась и использовалась как общее, одинаково ценное для всех достояние и требовала совместного использования и защиты.
Итак, с самого начала российской государственности можно видеть, что основные условия производства, обеспечивающие выживание русского общества, были единой, неразделимой системой, требовали коллективных усилий и общих правил для своего использования, что и обусловило становление и развитие институциональной системы, основанной на общественной собственности.
В ходе исторического развития коммунальность материально-технологической среды в России не уменьшалась, а постоянно возрастала. При этом центр тяжести все больше переносился с природной среды (земельных ресурсов, лесов, недр и др.) на материально-техническую инфраструктуру.
Так, коммунальность осталась характерной для ресурсной среды аграрного производства, так как за прошедшие столетия природно-климатические условия страны практически не изменились. Развиваемые в сельском хозяйстве технологии лишь приспосабливались к этим условиям, стараясь более эффективно использовать факторы производства, но не могли кардинально их изменить. Поэтому на всех этапах российской истории превалировали коллективные формы организации сельскохозяйственного труда, основанные на общественных формах собственности на землю.
Процессы индустриализации в России также осуществлялись преимущественно на основе общественных (казенных, государственных) форм собственности. Свидетельством этого является строительство казенных заводов при Петре I с последующей их передачей в управление промышленникам. Условием передачи являлись гарантированные поставки в казну производимой на этих заводах продукции по указным ценам и в необходимом для казенных надобностей объеме. Если эти условия не соблюдались, государство изымало предприятия обратно в казну или передавало другому, более эффективному управляющему.
Развитие российских железных дорог во второй половине XIX в. также, в конечном счете, стало возможным в результате деятельности государства29 , сначала обеспечивавшего государственный заказ на их строительство, а затем, при разорении акционерных железнодорожных обществ, выкупившего их акции и ставшего основным собственником железнодорожной сети.
С позиций материалистического понимания истории и институциональной теории очевидно, что необходимость действий российского государства как основного организатора и собственника была не следствием воли отдельных его чиновников или самодержавных амбиций руководителей. Она была обусловлена свойствами нашего пространства и материальной среды, хозяйственное использование которых оказывалось более эффективным в едином производственном процессе, позволявшем экономить общественные издержки.
Со временем коммунальность все больше становилась характерной для российского народного хозяйства, и, прежде всего, для отраслей, составляющих основу российской экономики - энергетики, централизованных коммуникаций теплоснабжения, системы железнодорожного транспорта. Это означает, что данные отрасли представляют собой единые технологические комплексы, могут эксплуатироваться только в таком качестве, а их расчленение или технически невозможно, или чрезвычайно дорого для общества на современном этапе.
Российская Единая энергетическая система (ЕЭС) представляет собой к настоящему времени производственно-технологический комплекс, включающий в себя энергостанции и передаточные линии -ЛЭП. Все перетоки электроэнергии внутри ЕЭС регулируются Центральным и Объединенными диспетчерскими управлениями. Формирование ЕЭС в такой конфигурации было вызвано потребностями развития производства и жизнеобеспечения населения, при этом выбранная технологическая схема позволяла достигать этих целей с меньшими издержками. В рамках ЕЭС обеспечивалась значительная “экономия от масштаба”, которая увеличивалась за счет протяженности России в широтном направлении, так как технологические особенности системы позволяли и позволяют использовать для покрытия суточного пика потребления в ее восточной части “спящие” мощности западных регионов.
Экономическая целесообразность такой организации производства и потребления электроэнергии и технологическое единство ЕЭС являются материальной преградой масштабной приватизации в отрасли. Такое устройство ЕЭС не позволяет реализовать в ней эффективные в других условиях чисто рыночные схемы. Так, специалисты журнала “Эксперт” на основе своего анализа утверждают, что невозможна организация рынка электроэнергии в России. Они указывают при этом на следующие причины. “Во-первых, в производстве энергии технологически невозможно использование такого важного … инструмента хозяйствования, как складирование продукции: вся произведенная энергия мгновенно отгружается в магистральные линии РАО и столь же мгновенно потребляется. Во-вторых, …Единая энергосистема опять же технологически не позволяет определить, кто чью энергию потребил: производители сбрасывают всю энергию в единый котел (магистральные линии электропередач) а потребители (через посредника, местное АО-энерго) стоят у общей раздачи”30 [курсив в том и другом случае в оригинале – С.К.]. Таким образом, “технологический детерминизм” требует нерыночных форм регулирования производства и сбыта электроэнергии в России.
Железнодорожный транспорт России, на долю которого приходится 80% грузовых перевозок (по тонно-километрам) и 41% пассажирских перевозок (в пассажиро-километрах), также является важнейшим элементом коммунальной материально-технологической среды в России. Для сравнения отметим, что в Англии, например, железнодорожные перевозки составляют всего 3% всех перевозок31 . В других западных странах перевозки по железным дорогам также значительно уступают автомобильному транспорту.
Организация сети российских железных дорог напоминает, по образному выражению специалиста 20-х гг. по районированию Александрова И.А., скелет рыбы, что учитывает геополитические особенности страны, и, прежде всего, ее протяженность с Запада на Восток: к магистралям под острым углом примыкают линии второго и третьего порядка. Это отличает, например, нашу железную дорогу от США, где страна пересечена параллельными линиями дорог между основными производственными центрами.
Разрезать нашу железнодорожную сеть невозможно, она – моноцентрическая. Каждая дорога обслуживает свой сектор, и строить другую дорогу в каждом таком секторе оказывается нецелесообразно, т.к. это чрезвычайно дорого и непосильно для общества на современном этапе.
Такая схема российской железнодорожной сети позволяла достигать больших скоростей движения и низкой себестоимости перевозок. Эти ее преимущества сохранились даже в условиях нынешнего кризиса национальной экономики. По данным акад. РАТ В. А. Персианова, директора Института проблем управления транспортом, российские железные дороги в настоящее время обеспечивают производительность 1 миллион 300 тысяч тонно-километров на одно занятого на перевозках, что в 2.5 – 3 раза выше, чем в Европе – Англии, Франции и Германии. В Китае, находящемся на пике экономического подъема, этот показатель составляет 450-470 тыс. тонно-километров на одного занятого. При этом средний железнодорожный тариф на перевозки у нас в 8-10 раз ниже, чем в любой железнодорожной сети стран Запада32 . Также Л. С. Федоров, зав. сектором производственной инфраструктуры ИМЭМО РАН, отмечает, что, в сравнении с США, оборот вагонов у нас в 2-3 раза по времени меньше, несмотря на то, что расстояния перевозок больше33 . Приведенные данные свидетельствуют об экономичности железных дорог России и целесообразности реализованных при их строительстве и функционировании технических и организационных решений.
Признание коммунального характера железнодорожной транспортной сети впервые отражено на уровне государственного законодательства. В принятом законе Российской Федерации “О федеральном железнодорожном транспорте” определено, что “Железнодорожный транспорт является единым производственно-технологическим комплексом”, что закрепляет невозможность его организационно-экономического расчленения. Технологические особенности железнодорожного комплекса страны определили и организационные решения. Одобренная Правительством России в январе 1998 г. “Концепции структурной реформы федерального железнодорожного транспорта” предполагает, что инфраструктура – физически сами дороги и земля под ними - навсегда останется собственностью государства, а 17 российских железных дорог в форме государственных унитарных предприятий не будут распределены между субъектами Федерации и останутся в федеральной собственности34 . Возможным решением проблемы конкуренции является при этом разделение функций собственника железнодорожной сети и операций по ее эксплуатации35 , когда в качестве собственника выступают органы государственного управления всех уровней (от федерального до муниципального), а в качестве эксплуатационных организаций – компании различных форм собственности, выбираемые на конкурсной основе.
Централизованное теплоснабжение также является важнейшим элементом коммунальной производственной и социально-бытовой инфраструктуры страны. Наличие центральных тепловых коммуникаций – отличительная особенность России. В более благоприятных природно-климатических условиях, характерных, например, для наших европейских соседей, теплоснабжение развивалось по другому пути. Там преобладают децентрализованные тепловые системы, вплоть до автономных для отдельных жилых или производственных зданий. В России же централизация теплоснабжения явилась технологическим и организационным решением, позволившим обеспечить развитие производства и относительно комфортные условия проживания населения в условиях холодного климата и больших расстояний.
Эффективность централизованного теплоснабжения наиболее ярко проявляется в жилищно-коммунальном хозяйстве. К исходу XX века показатели обеспеченности жилищ теплом и горячей водой в городах России вплотную приблизились к аналогичным показателям наиболее развитых стран мира.
В современных условиях коммунальность становится характерной не только для отраслей производственной, но и информационной инфраструктуры. На Всероссийском совещании глав региональных государственных телерадиокомпаний (ГТРК) в июне 1998 г. была поддержана “стратегия создания единого производственно-технологического комплекса, объединяющего государственные электронные СМИ”36 , которая вызвана к жизни экономической нецелесообразностью создания своих каналов в каждом регионе. При этом ГТРК предполагается преобразовать в федеральные унитарные предприятия и объединить их (с рядом других теле- и радиоканалов) в медиа-холдинг.
Итак, можно видеть, что объективно присущая производственной среде России коммунальность, обусловленная данными ей природно-географическими и геополитическими условиями, вызывает к жизни определенные технологии, как инженерные, так и институциональные.
Данная нам коммунальная материально-технологическая среда является, как показывает исторический опыт, общественным благом и условием выживания и развития всего общества. Невозможность ее расчленения приводит, в конечном счете, не к появлению множества частных собственников, обеспечивающих эффективное использование такой среды, но к формированию собственника в лице государства, выражающего общественный интерес. Оно создает соответствующую систему управления во главе с центром и определяет общие правила пользования коммунальной инфраструктурой для всех хозяйствующих субъектов.
В то же время коммунальный характер материально-технологической среды не означает необходимости превращения России в одну большую фабрику, о чем в свое время мечтал В.И. Ленин. Исторический опыт свидетельствует, что тотальное доминирование только частной или только общественной собственности приводит государства к глубочайшим экономическим кризисам. Великая депрессия североамериканских штатов 29-30-х гг. – пример разрушительного действия стихии рынка, не компенсировавшегося институтами общественной собственности и государственного регулирования. Крах советской системы в конце 80-х гг. – не менее драматическая иллюстрация всеобщего огосударствления и попыток полного уничтожения рыночных механизмов.
В связи с этим как можно определить содержание и перспективы рыночных реформ в современной России?
Перспективы институциональных преобразований
Период современных институциональных преобразований, названный рыночной реформой, содержит в себе два этапа, первый из которых оканчивается, а второй только начинает декларироваться, хотя подспудно реализовывался практически с самого начала.
Задачей первого этапа, начавшегося с конца 80-х гг., являлась замена институциональной системы, основанной на государственной собственности, системой институтов, базирующихся на частной собственности, или приватизация в широком смысле этого слова. Этот этап характеризовался повсеместным внедрением рыночных институтов западного общества, зачастую безотносительно к природе российского хозяйства и его материально-технологической специфике.
Результат первого этапа заключается в том, что в широких масштабах и в исторически короткие сроки были осуществлены освоение передовых организационно-экономических технологий современной цивилизации и сформирован значительный контингент соответствующих кадров. В этот период происходили интенсивный отбор подходящих и выбраковка неэффективных экономических институтов и управленческих технологий.
В то же время по мере разворачивания реформ стали проявляться объективные ограничения приватизации, выражающиеся в том, что в целом она не содействовала росту экономической эффективности. И, прежде всего, это проявилось в отраслях, в наивысшей степени характеризующихся коммунальностью. Эти отрасли и стали основными бастионами, о которые разбивались волны тотальной рыночной приватизации.
В первую очередь, к ним относится сельское хозяйство, где так и не был решен вопрос о частной собственности на землю. Мониторинг институциональных преобразований в сельском хозяйстве позволяет выявить, прежде всего, экономическую, а не политическую причину этого.
Экономическая целесообразность общественных форм в российском земледелии, обусловленная материальными условиями ведения хозяйства, является существенным аргументом, объясняющим их историческую устойчивость. Эта устойчивость проявляется наиболее ярко в периоды, когда осуществляются попытки изменения отношений собственности и форм производства в аграрном секторе. Во времена известной аграрной реформы 1906-1907 гг., проводившейся под руководством П.А. Столыпина, несмотря на государственную поддержку крестьян, желавших выйти из общины, доля их была относительно невелика. За период до 1 сентября 1914 г. выделилось около одной пятой всех крестьян37 , причем процесс выделения крестьян из общины носил затухающий характер. По другим данным, “подавляющее число домохозяев (74%) на десятом году реформы, а точнее по состоянию на 1 января 1916 г., оставалось в общине. Причем число домохозяев, укреплявших наделы в личную собственность, в течение данного периода довольно быстро снижалось. Немало вышедших вновь вернулось в общину”38 . На экономическую причину этого указывали исследования, проводившиеся в тот период времени. Факты не подтверждали, что на общинных землях хозяйство велось хуже39 . Это означало, что в чисто экономическом плане община не изжила себя, и решение о ее ликвидации носило во многом политический характер. А никакие политические решения аграрного вопроса, как справедливо замечал в свое время известный русский экономист А.И. Чупров, “отнюдь не обладают магической силой превращать землю из бесплодной в производительную и хозяйство из убыточного в выгодное”40 .
В ходе современных реформ, как и при предыдущей агарной реформе начала века, распространение индивидуальных, фермерских хозяйств не является таким массовым, как это ожидалось. Достаточно сопоставить два динамических ряда цифр, отражающих развитие фермерства в период с 1991 по 1997 гг.41 (рис. 1).
Рис. 1. Динамика количества фермеров и площадей обрабатываемых ими участков,
Россия, 1991-1997 гг.
Наглядно видно, что рост сектора фермерского хозяйства, обеспечивающего сегодня в среднем 2% объема сельскохозяйственной продукции страны, практически прекратился, т.е. достиг своего предела.
Другим оселком, на котором проверялась целесообразность тотальной приватизации, явилось жилищно-коммунальное хозяйство. Мониторинг жилищной реформы в городах показал, что в материальном ядре системы, представленном землей под жилыми домами и инженерной инфраструктурой, приватизации практически не произошло. Что касается следующего уровня - жилых домов, связанных общей инженерной инфраструктурой, то здесь приватизация, выражающаяся долей кондоминиумов, составляет менее 1%. Даже в Москве – лидере жилищной приватизации, их доля в 1997 г. составляла 0,2% жилых зданий. Уровень приватизации отдельных квартир колеблется в разных городах от 30 до 40%, и стабилизация достигнутого уровня означает исчерпание приватизационного потенциала в жилищной сфере. Тем самым стало очевидным, что задача замены государственной системы жилищного хозяйства на рыночную, в которой преобладают частные собственники жилья и частные обслуживающие компании, не была решена. “Тормозом приватизации жилья оказался коммунальный характер обеспечивающей инфраструктуры. При наличии централизованных технологических систем тепло-, водоснабжения, канализации и т.п. невозможно обособленное управление содержанием отдельного жилого дома”42 . Другими словами, глубина приватизации определялась, прежде всего, технологическими свойствами отрасли и экономической целесообразностью.
Технико-экономический фактор явился решающим и в определении судьбы т. н. естественных монополий. Признанием коммунального характера базовых отраслей производственной инфраструктуры служит изменение государственной политики в отношении РАО ЕЭС, РАО Газпром и железных дорог. Борьба с естественными монополиями заменяется программами реструктурирования, учитывающими невозможность их расчленения.
Осознание ограничений приватизации, вытекающее из объективно существующих свойств материально-технологической производственной среды в России, обусловило окончание первого этапа институциональных преобразований и смену задач.
Второй этап связан с признанием качественного своеобразия экономической системы России, базирующейся на коммунальной производственной и социальной инфраструктуре. Это выражается в более сдержанных оценках целесообразности прямых институциональных заимствований из опыта западных стран.
С конца 90-х гг. центр тяжести постепенно переносится с программ приватизации на выработку эффективных моделей функционирования государственной собственности. С одной стороны, здесь осуществляется поиск эффективной конфигурации общественной собственности, когда определяется принадлежность различных производственных объектов федеральному, региональному или муниципальному уровням государственного управления, с уточнением их прав и ответственности. С другой стороны, идет апробирование и формирование модели управления в виде договоров (контрактов), которая должна заменить экономически неэффективную и социально устаревшую административно-командную модель управления экономикой43 . Такая управленческая модель получила название договорного, или трансактивного планирования44 . В отличие от т.н. встречных планов советской эпохи, трансактивное планирование предполагает наличие договора, равноправие контрагентов в отношениях предприятие-государство и конкурс в поиске исполнителя контракта.
Определение структуры государственной собственности и внедрение описанной модели договорного управления является первым направлением институциональных преобразований на современном этапе реформ. Другим, не менее важным направлением, является определение и закрепление ниш для рыночных, частных форм, а также мер государственного регулирования их деятельности.
Наличие частных собственников (или коммерческих структур) в отраслях хозяйства составляет важную черту институционального развития российского государства. Только в этом случае возможно сравнение эффектов институтов частной и общественной собственности, предотвращение затратного характера экономики и осознанное совершенствование институциональной экономической структуры. Коммунальный характер материально-технологической среды в России, обосновывающий невозможность тотальной приватизации хозяйства, не снимает задач поиска эффективного сочетания разнообразных форм собственности и развития соответствующих хозяйственных механизмов.
Выводы
Поиск и закрепление тех или иных институциональных экономических форм осуществляется в ходе их эволюционного развития и конкурентной борьбы между собой, в масштабах исторического времени и в материальном и социальном пространстве конкретных обществ. Ни идеологические пожелания величайших ученых, ни революции, ни действия выдающихся политиков не в состоянии переломить эту мощную поступь исторического процесса. Как ни пытался, например, доказать К. Маркс крах капиталистического общества в западных странах и обосновать замену частной собственности общественной, жизнь опровергла его построения. Рынок оказался наиболее адекватным институциональным механизмом для материально-технологических условий этих стран, и эволюция рыночных обществ осуществлялась в рамках доминирования института частной собственности. Открытия К. Маркса лишь помогли предвидеть последствия стихийного развития рынка и ориентировать общества на выстраивание компенсирующих механизмов. Прежде всего, это связано с выделением сфер общественной собственности и распространением государственного регулирования экономики.
В России, напротив, материально-технологическая среда, характеризующаяся коммунальностью, способствовала развитию институтов общественной собственности. Регулярно предпринимаемые в нашей истории попытки полностью заместить общественную собственность частной не оказывались успешными. По-видимому, в коммунальной производственной среде эволюция российского общества неизбежно будет происходить в русле развития и модернизации господствующей общественной собственности.
В то же время новейшая история свидетельствует, что тотальное доминирование общественной собственности, характерное для советского периода, доказало свою неэффективность, точно также, как в свое время было признано неэффективным развитие рыночных стран без государственного вмешательства в экономику. Поэтому задачей нынешней российской реформы является поиск оптимального соотношения между общественными и частными формами собственности, при сохранении главенствующей роли государственного сектора, что объективно обусловлено особенностями коммунальной материально-технологической среды, сложившейся в России.
Задачей современного этапа является как формирование новых, эффективных механизмов функционирования федеральной, региональной и муниципальной собственности, так и обеспечение условий эффективного функционирования рыночного сектора. Именно противоречивое единство этих двух секторов и осознанная их конкуренция обеспечит уменьшение трансакционных издержек и институциональное развитие экономической системы России.
В заключение хотелось бы привести высказывание Д. И. Менделеева из его работы “К познанию России” 1906 г., не потерявшего свою актуальность: “…когда, как у нас, в целой стране, что-то стряслось непривычное, когда дело касается большинства голосов и сил страны и когда в ней наступают во многом новые порядки, тогда подсчет существующего … неизбежно необходим для всякого, кто сколько-нибудь хочет жить сознательным членом своей родины, потому что всегда целое мало видимо, т.е. в глаза само не бьет”.
И определить это целое, задающее рамки деятельности общества, всегда было важной задачей ученых России.